Maxima Library

Биографические романы - совсем не моя тематика. Но в этом подробности жизни Хэмингуэя и его первой жены стали (для меня) второстепенны. На первый план вышел чудесный стиль автора, погружающий в среду Парижа начала 20-го века. Ну и сама история, конечно, не ординарна.

Очень не понравилось. Написано чайлдфри, по какому-то недоразумению случайно ставшей матерью

Как средневековый роман - неплохо.Как любовный - так себе. Как фэнтези - никак. Читать можно, самое интересное - средневековые реалии. Написано тяжеловато

Чудесная книга! В число любимых, наряду с Дарреллом и Хэрриотом.
Очень интересные советы по содержанию дома экзотов, жаль, что не попалась мне тогда, когда я увлекалась аквариумистикой и террариумистикой..
Пытаюсь представить себе только, как "весело"жилось с ним его родным))))

Мило. Но как-то резко переменился мальчик, а я, грешным делом, подумала было - ну вот, растет еще один новый Черный Властелин. Уж очень много в его рассуждениях было злобы и зависти...

Вот люблю эту писательницу! Все почти книги нравятся, кроме серии про Лолу и Маркиза.
Поэтому готова прощать и ляпы, и нестыковки - мне все равно интересно. Правдо, убийцу заподозрила с первых же страниц...

Ммм, чет многовато политики запихнула. Плохие американцы, плохие сомалийские пираты, плохое КГБ, фсе плохие, только как светоч рдеет над всеми Гг-ня.
Но довольно увлекательно

Суровая и мрачная история знаменитого австралийского бушрейнджера Неда Келли. Для одних национального героя, для других - убийцы. Книга - стилизованные мемуары самого Келли. Он пишет их своeй дочери, чтобы та знала, что папка не такой уж и злодей. Автор постарался - язык Келли живой, красочный, и неграмотный. Знаки препинания в мемуарах почти отсутствуют (может за эту "находку" и Букером наградили?), так что читать тяжеловато. Понравилось.

Вот так я и знала! Как вторая книга, так к ногам героини штабелями укладываются поклонники, она обретает эпическую силу, происходит взрыв пафоса и бурление розовых соплей((((
При этом сюжет интересный, интрига на уровне, язык прекрасный, но пролистывать приходилось целыми страницами

Беру в конвертацию. Где об этом писать - пока не понял, пишу здесь.

Я вот думаю, а как у этих анунанков, с авторским правом? Не грохнут библиотеку вместе с планетой, за рассекречивание подробностей их интимной жизни?

Интересно, как сейчас живет героиня, ведь ее муж принадлежал к «Братьям-мусульманам»...

Решить, что чужая подлость может служить карт-бланшем для собственных поступков, - большая ошибка. Героине этого романа пришлось испытать это на собственной шкуре.
Жуткая в своей обыденности история.

Милая сказка, читается с интересом, но тут же улетучивается из памяти почему-то. Начала читать и только странице на 150й примерно вспомнила, что уже читала, да к тому же раза два))))
Но разок почитать можно, и вполне можно предложить детям - смешно, в меру мери-сью, любовная линия намеком, и очень-очень по-доброму. И совсем не скучно

Прекрасно! Как изящно автор выкрутил сюжет и как ювелирно приплел Зигмунда Фрейда!
Единственно - сцена погони на поезде была слегка притянута за уши, но вполне в духе Конан-Дойля

Нудистика. Юмора ни капли, даже того натужного мизера, что обычно бывает у СИшников, прочитала 200 страниц - действие топчется на месте, усиленно пережевывая мыслю о мщении, больше я не смогла читать и снесла к черту

Первый русский роман о геях, да ещё и футуристический О_о

upd Главное, правильный коммент - сразу качают. Многие, видно, футуризм полюбляют))

Создан запрос на вычитку.

Два дня прожила в русском средневековье. Быт и нравы, обычаи и развлечения описаны так емко и вкусно, что нестерпимо захотелось зимы(действия книг происходят преимущественно зимой), пирогов, сбитня и Масленницы.
Очень понравилось, хотя, если пройдется историк - найдет множество огрехов, ну и бог с ними, любовная линия какая-то... невнятная (и без нее можно обойтись, обоснуи не очень убедительные, а в целом все равно - шедевр.
Моим любимым героем стал, как ни странно - пресловутый "земский ярыжка Стенька Аксентьев". У него - ни поддержки , ни опоры, одни тычки и пинки, да насмешки впридачу, а ведь не сдается, барахтается...
Главный герой оттолкнул шляхетской гордостью, читай высокомерием и тупостью в человеческих отношениях.
И, как обычно у Трускиновской, финал романтической линии остается открытым....

В этой книги отсутствует «Предисловие» ну и немножко еще другого.
Могу сделать сканы, если кто возьмется её исправить.

«Предисловие»
«Гроза двенадцатого года» привлекала внимание многих русских писателей. Григорий Петрович Данилевский, автор широко известных в свое время исторических романов, также откликнулся на события Отечественной войны 1812 года, написав роман «Сожженная Москва».
О популярности писателя и его исторических романов много писалось в современной прессе. Так, либерально-народнический журнал «Русская мысль» (1890, № 12), отмечая заслуги писателя перед русской литературой, указывал: «Можно смело сказать, что в ряду наших современных художников, писавших исторические романы, — исключая, конечно, графа Л. Н. Толстого, — Григорий Петрович Данилевский занимал первое место».
Интерес к исторической тематике Данилевский проявлял еще в ранний период своей литературной деятельности, начав внимательно изучать прошлое России. Но тогда, в пятидесятых-шестидесятых годах, он выступал главным образом как бытописатель, центральное место в его произведениях занимали жизнь украинского поместья, нравы провинциального дворянства и чиновной бюрократии. В некоторых романах этого времени — «Беглые в Новороссии» и «Воля» — писатель пытался решать острые социальные вопросы современности: о положении крестьянства перед реформой 1861 года, о его отношении к грабительской «воле». Эти произведения были написаны с позиций либерала, стремившегося уничтожить крепостничество, не задевая при этом ни политической системы самодержавия, ни господствующего положения обуржуазившихся помещиков. Но вопреки политическим убеждениям автора, романы получили демократическую окраску, они проникнуты чувством протеста против крепостнических отношений и объективно служили разоблачению российского либерализма.
С конца семидесятых годов интерес писателя к современности резко ослабел; Данилевский обращается к истории, и с этих пор ведущее место в его произведениях занимает историческое прошлое страны.
Первые работы Данилевского в этой области относятся к средине пятидесятых годов.
По долгу службы в министерстве просвещения он обследовал некоторые исторические достопримечательности, музеи и архивы. Результаты обследования были им напечатаны в «Журнале министерства народного просвещения» за 1856 год в виде археографических обзоров, публикации документов и описания мест исторических событий.
Тогда же писатель опубликовал в «Библиотеке для чтения» два небольших исторических рассказа — «Вечер в тереме царя Алексея Михайловича» и «Первый выпуск сокола», — объединенных общим заглавием «Очерки старинной жизни». В следующем году в том же журнале появился его рассказ «Екатерина Великая на Днепре».
Первым крупным историческим произведением Данилевского был роман «Мирович». В основу его сюжета положен исторический факт, относящиеся к началу царствования Екатерины II, — попытка безвестного офицера Мировича освободить из двадцатилетнего заточения шлиссельбургского узника — низвергнутого в малолетстве царя Ивана Антоновича и совершить в его пользу дворцовый переворот. Этот малозначительный исторический эпизод дал повод писателю развернуть в романе широкую картину жизни при дворе в пятидесятых-шестидесятых годах восемнадцатого столетия.
Роман «Мирович» имел большой успех. Еще до его выхода Данилевский опубликовал в «Вестнике Европы» (1873, № 2) роман «Потемкин на Дунае», в котором изображены события русско-турецкой войны 1787–1791 годов, в том числе штурм Измаила. Затем были напечатаны историческая повесть из времен Петра I «На Индию» («Вестник Европы», 1880, № 12), отрывки из романа о декабристах «Шервуд перед Аракчеевым» «Сборник», изд. Е. Ахматовой, СПБ. 1880) и «Восемьсот двадцать пятый год» («Исторический вестник», 1883, кн. 7). Несколько позже вышли историческая повесть «Княжна Тараканова» («Вестник Европы», 1883, кн. 5) и роман «Сожженная Москва» («Русская мысль», 1886, кн. 1–2).
Последним историческим произведением, напечатанным при жизни автора, был роман, повествующий о крестьянской войне под руководством Емельяна Пугачева — «Черный год» («Русская мысль», 1888, № 12; 1889, №№ 1–3), и уже после смерти писателя публиковалась первая часть неоконченного романа из петровских времен «Царевич Алексей» («Русская мысль», 1892, кн. 1–2).
Помимо этих наиболее крупных исторических произведений Данилевского, в печати семидесятых-восьмидесятых годов появлялись его небольшие исторические рассказы и специальные статьи, посвященные выдающимся украинским деятелям и событиям из истории Украины, любовь к которой писатель пронес через всю свою жизнь. Сюда относятся историко-литературные очерки о писателе Г. Ф. Квитко (Основьяненко), о В. Н. Каразине — деятеле просвещения, инициаторе создания Харьковского университета, о философе-просветителе XVIII века и поэте Г. С. Сковороде, статьи по истории школьного образования в Харьковской губернии, повести и рассказы о Запорожской Сечи. Отстаивая в этих статьях право украинского народа на свой язык и литературу, Данилевский в то же время стремился подчеркнуть общность судеб Украины и России, что нашло отражение и в его художественных произведениях.
Почти все главные действующие лица его исторических романов — выходцы из Украины: Мирович — герой одноименного романа, офицер Концов, от имени которого ведется повествование в первой части «Княжны Таракановой», помещики Дугановы из «Черного года», Перовский (потомок гетмана Разумовского) из «Сожженной Москвы» и др.
При всем разнообразии исторической тематики произведения Данилевского имели общие для них особенности, определявшиеся, с одной стороны, превосходным знанием исторического материала и умением автора воссоздать картины жизни изображаемой эпохи, а с другой — его исторической концепцией.
К исторической тематике Данилевский относился с серьезностью специалиста исследователя: он изучал исторические события по первоисточникам, занимался розыском документов — архивных материалов и свидетельств современников, посещал многие из описываемых им мест исторических действий.
Вплетая вымысел в подлинные исторические события, которые писатель стремился воспроизвести почти с документальной точностью, Данилевский сумел найти такие пропорции между вымыслом и фактами, что художественный вымысел не подавлял документальных материалов, а, напротив, дополнял их, воскрешая прошлое.
Правда, у писателя бывали и неудачи, снижавшие достоверность изображаемых им событий и даже искажавшие их. На это справедливо указывали еще критики восьмидесятых годов. Так в романе «Мирович» сближение Мировича с М. В. Ломоносовым вопреки исторической правде создавало впечатление, будто великий ученый натолкнул Мировича на авантюрную попытку освободить Ивана Антоновича.
Обладая искусством очерковой зарисовки, Данилевский точно, а иногда и очень тонко, передавал в исторических повестях и романах колорит жизни прошлого. «Эпоха оживала под пером Данилевского», — писал один из его современников. Но эти реалистические тенденции творчества Данилевского были скованы узостью его мировоззрения, отсутствием передовой точки зрения на явления общественной жизни.
Взгляды писателя на исторический процесс стояли ниже уровня современной ему буржуазно-либеральной историографии. Последняя пыталась установить общие законы исторического развития, Данилевский же рассматривал историю как ряд разрозненных фактов; в событиях прошлого он не видел закономерного процесса и решающее место в истории отводил случаю. Это он подчеркивает во всех своих исторических произведениях, исходя из этого, строит сюжет своих романов. В его представлении случай помог Екатерине II взойти на престол, и это определило дальнейший ход истории России; благодаря случаю войска Пугачева овладели Оренбургом; случайность помешала освобождению царя Ивана Антоновича из долголетнего заключения; предательство Шервуда, то есть тот же случай, привело к поражению декабристов; убийством Наполеона, по его мнению, можно было сразу прекратить войну 1812 года и т. д.
Представления Данилевского о значении случая в истории были тесно связаны с его взглядами на роль личности и масс в общественном развитии. Историю, по мнению писателя, творят личности, сумевшие воспользоваться благоприятным случаем, и прежде всего царствующие особы.
Основным критерием для оценки положительного или отрицательного влияния личности на ход истории Данилевскому служил легитимистский принцип. Он признавал законной, и потому справедливой, лишь ту власть, которая опирается на царственное происхождение. Вот почему он наделяет положительными чертами правителей, принадлежащих к царской фамилии, и отрицательными — узурпаторов власти. Возвышенные черты характера — благородство, сердечная теплота, забота о благе подданных и справедливая строгость — оказываются у Данилевского присущими лишь монархам по рождению; узурпаторов и самозванцев он наделяет низменными и корыстными чертами.
В соответствии с взглядами на роль монархов в историческом процессе находились взгляды Данилевского на значение народных масс. Здесь писатель все дальше отходил от позиций сочувствия народному протесту против угнетения, которое было в его романах, написанных на рубеже пятидесятых-шестидесятых годов, и в конце своей жизни пришел к откровенно реакционной, резко отрицательной оценке пугачевского восстания в романе «Черный год».
Если в романах «Беглые в Новороссии» и «Воля» Данилевский вывел крестьянскую массу как главного положительного героя, то уже в первом его историческом романе «Мирович» народные массы отсутствуют, что было отмечено еще современниками Данилевского.
Так, писатель-народник А. И. Эртель указывал: «Мирович», например, очень интересен как картина известного культурного наслоения, но «подпочва», но многомиллионная масса, которая подобно дереву взрастила это культурное наслоение, этот миртовый цветок, — в романе отсутствует» («М. М. Стасюлевич и его современники в их переписке», под ред. М. К. Лемке, т. V, СПБ. 1913, стр. 512).
В романе «Черный год» народная масса изображена как мрачная стихия, несущая гибель человечеству и культуре. Искаженно представлен в этом романе и Емельян Пугачев. Известный критик того времени А. М. Скабичевский, принадлежавший к прогрессивному лагерю, справедливо оценил «Черный год» как самое слабое произведение Данилевского, в котором личность Пугачева представлена «с чисто административной точки зрения» (А. М. Скабичевский. История новейшей русской литературы, изд. Ф. Павленкова, СПБ. 1891, стр. 372).
Ограниченность взглядов Данилевского на исторический процесс не позволяла ему проникнуть в глубь событий, делать широкие обобщения. Наблюдательность его простиралась на внешнюю сторону явлений общественной жизни. Слабость этих позиций писателя нашла свое отражение и в романе «Сожженная Москва».
Данилевский проявил большую смелость, взявшись за тему, казалось, полностью исчерпанную гениальным произведением Льва Толстого «Война и мир». Не удивительна поэтому та настороженность, с какой литературная критика встретила первую часть романа, напечатанную в январской книжке «Русской мысли» за 1886 год.
В «Русском богатстве» (1886, № 3) сразу же появилась резко отрицательная рецензия, в которой роман Данилевского расценивался как «величайший промах» писателя. Рецензент видел в романе «торопливую олеографию с какой-то прекрасной картины; эта картина есть «Воина и мир» Толстого».
Однако после опубликования второй части оценка романа изменилась. В целом критика приветствовала его появление, но у читателей все же составилось мнение, как сообщал А. М. Скабичевский, что «Сожженная Москва» написана под сильным влиянием «Войны и мира». Это влияние критик считал неизбежным: «Такова неотразимая, в своем роде фатальная, сила всех великих произведений, овладевающая всецело умами современников», — писал он (газ. «Новости», 1866, от 6 марта). Тем не менее Скабичевский находил, что роман имел и самостоятельное значение. Особенно критика привлекал в романе образ героической женщины-патриотки Авроры Крамалиной, выступившей с оружием против врага; этот образ, по его мнению, вносил своеобразие и новизну в трактовку темы Отечественной войны.
Эта не лишенная справедливости оценка страдает, однако, односторонностью. Скабичевский выдвигает на первый план героиню романа, тогда как главным в нем является описание плененной Москвы. Хотя действие романа развертывается не только в Москве, но и далеко за ее пределами, тем не менее она — символ народных бедствий и героического сопротивления — занимает ведущее место в романе. История же отношений Перовского и Авроры лишь скрепляет и обрамляет многочисленные эпизоды Отечественной войны.
Не без умысла дав роману название «Сожженная Москва», Данилевский поставил в центр повествования события, связанные с захватом Москвы. Как правильно подметил один из критиков восьмидесятых годов, «главный герой нового романа г. Данилевского, с особенным искусством обрисованный автором и всего более привлекающий внимание читателя, это Москва, покинутая и сожженная…» («Исторический вестник», 1887, № 1, стр. 207). Мы не найдем в романе монументальности, многоплановости, на страницах его история утрачивает свое эпическое величие. В нем нет описаний действий русской армии, партизанской народной войны. И даже Бородинское сражение, предшествовавшее захвату Москвы, дано в одной небольшой сцене.
При написании романа Данилевский широко использовал воспоминания и письма современников и участников Отечественной войны, в значительной части опубликованные к средине восьмидесятых годов. Из них он почерпнул сведения о хозяйничании французских солдат в доме заводчика Баташова, о допросе Перовского маршалом Даву и угрозе ему расстрелом, об угоне русских пленных, о пожарах, грабежах и насилии, о патриотическом сопротивлении врагу, проявленном немногочисленными жителями, оставшимися в городе.
Большинство персонажей романа — исторические лица, участники войны и очевидцы московского разорения; некоторые из них, как молодой офицер Перовский и художник Тропинин, объединены личными связями, не существовавшими в действительности. Однако этот писательский вымысел не лишает роман правдоподобности. Историческими лицами являются также Максим Соков — приказчик Баташова, Павел Находкин и ряд других персонажей романа.
Герой «Сожженной Москвы» Василий Алексеевич Перовский — внебрачный сын министра просвещения А. К. Разумовского, впоследствии оренбургский генерал-губернатор, известный своими походами в Среднюю Азию, — в начале Отечественной войны 1812 года был захвачен в плен при обстоятельствах, близких к описываемым в романе; он находился под угрозой расстрела, перенес мучительный, едва не стоивший ему жизни переход в качестве пленного из России во Францию и был освобожден из плена лишь после занятия Парижа русскими войсками. Его злоключения, описанные им в воспоминаниях, почти полностью использованы Данилевским в романе. Перовский никогда не был женат. Это дало повод писателю создать романтическую историю любви Перовского и Авроры Крамалиной, образ которой был навеян писателю участницей Отечественной войны 1812 года — Надеждой Андреевной Дуровой.
Перовский превращен автором в благородную, но пассивную жертву. Он не пытается сопротивляться судьбе, подобно Кудинычу или Тропинину, с опасностью для жизни бежавших из плена. Роль Перовского в романе сведена к роли зрителя, наблюдавшего Москву, плененную неприятелем, и неисчислимые народные бедствия; он проходит по улицам горящего города, сталкивается с начальником французского штаба Бертье, с неаполитанским королем маршалом Мюратом, с самим Наполеоном и маршалом Даву. В этих столкновениях показан агрессивный дух армии Наполеона, от высших чинов до солдат, упоенной кратковременной «победой», положившей начало полному поражению и гибели бонапартизма. Третируя русский народ как «варваров», как «диких скифов», которым Наполеон якобы нес новую культуру, захватчики являют образцы самого варварского хозяйничания в чужом городе.
В романе большое место занимают описания бесчинств наполеоновской армии, произвола французского командования, картины народных бедствий и самоотверженной борьбы русских патриотов. На этом зиждется основной интерес, сюжетная занимательность романа, в этом заключается ценность «Сожженной Москвы».
Героиня романа, привлекшая внимание критики восьмидесятых годов, выписана Данилевским очень неровно. Наряду с изображением реальных, конкретных черт ее характера писатель прибегает и к романтически-сентиментальному преувеличению, отступает от правды. Аврора — мечтательная, влюбленная девушка, тоскующая о своем женихе, и Аврора — воин — это как бы два различных лица. Аврора до ее бегства в действующую армию нарисована по готовому литературному трафарету. Здесь и пылкая любовь к жениху, и увлечение умными книгами, и музыка, в которой изливает свою тоску героиня, и молитвы, возносимые к небесам. Но этот лишенный живых красок образ приобретает полнокровные черты, когда автор заставляет героиню действовать, когда Аврора, явившись в Ошмяны, сталкивается с местными жителями и совершает свое неудавшееся покушение на жизнь Наполеона. Данилевский не показывает, однако, как под влиянием личной душевной драмы и общего патриотического подъема происходит перерождение Авроры.
В описании московских пожаров Данилевский следовал документам. Он изображает поджоги, организуемые самим населением как акт величайшего патриотизма. «Будет им, извергам, светло жить и еще светлее уходить!» — говорит оставшийся сторожить хозяйское добро дворецкий Баташова Максим Соков. Перовский поражен, узнав, что Москву «жгут наши». «Знаю теперь, кто поджигает Москву», — говорит Илья Тропинин, ставший случайным свидетелем поджога, совершенного тайком дворником Карпом.
Но в романе показан и другой источник пожаров — костры, зажженные неприятельскими солдатами, от огня которых разносимого ветром, воспламенялись строения деревянного города: «На площади Варварских ворот горел костер из мебели, выброшенной из соседних домов; пылали стулья, ободранные мягкие диваны, позолоченные рамы и лаковые столы. Искры от костра несло на ветхие кровли близстоявших домов. На это никто не обращал внимания».
Кто же сжег Москву? французские захватчики или русские патриоты? В этом вопросе, вызывавшем споры историков XIX века и наших дней, Данилевский не становится ни на одну из крайних позиций. По существу он и самый вопрос переводит в иную плоскость, его интересует, кто же виновник этого страшного бедствия. И из романа ясно, что не было бы сожженной Москвы, если бы сюда не явилась агрессивная армия Наполеона.
И поэтому, может быть, наилучший ответ на вопрос о том, кто же виновен в пожаре Москвы, Данилевский вложил в уста великого полководца Отечественной войны 1812 года:
«Кутузов, опершись руками о подоконник, глядел на небо, окрашенное заревом.
— Опять огонь… догорает, страдалица! Вспомнят они этот пожар, — сказал он, — поплатятся за эту сожженную Москву».
На Наполеона, инициатора этой войны, возглавившего «русский поход» двунадесяти языцев, на агрессоров, мечтавших покорить народы Европы, ложится вся ответственность за сожженный город, за пепелища, оставшиеся на пути, которым шла наполеоновская армия, за грабежи и насилия, за тяжкие испытания народов.
Отечественная война 1812 года — война народная. Героическая борьба русской армии слилась в ней с борьбой широких народных масс, вставших на защиту родной земли и национальной независимости, поднявшихся на великую битву против врага, сеявшего смерть и разорение.
Декабрист И. Д. Якушкин, участник Отечественной войны, писал: «Война 1812 года пробудила народ русский к жизни и составляет важный период в его политическом существовании. Все распоряжения и усилия правительства были бы недостаточны, чтобы изгнать вторгшихся в Россию галлов… если бы народ по-прежнему остался в оцепенении. Не по распоряжению начальства жители при приближении французов удалялись в леса и болота, оставляя свои жилища на сожжение. Не по распоряжению начальства выступило все народонаселение Москвы вместе с армией из древней столицы. По рязанской дороге, направо и налево, поле было покрыто пестрой толпой, и мне теперь еще помнятся слова шедшего около меня солдата: «Ну, слава богу, вся Россия в поход пошла!» В рядах даже между солдатами не было уже бессмысленных орудий; каждый чувствовал, что он призван содействовать в великом деле» (Записки И. Д. Якушкина, изд. 3-е, СПБ. 1905, стр. 1).
Опираясь на исторические материалы, Данилевский правдиво изобразил в романе патриотов из народа. Сцена в Ошмянах, когда переодетой Авроре местный крестьянин рассказывает о поджоге избы с запертыми в ней французами; эпизод с новоселовскими крестьянами, попавшими в плен и утопившими в колодце своих конвоиров; борьба против захватчиков, которую, прячась среди дымящихся развалин, ведет в одиночку дворник Карп, — все это картины, рисующие отношение крестьян к захватчикам. Устами одного из персонажей романа он говорит, что «не только офицеры, — мужики с дрекольем идут на злодеев, стерегут их, поднимают на вилы, топят в колодцах и прудах».
Но в то же время о героях народного партизанского движения — о старостихе Василисе Кожиной, Прошке Зернине, сотском Ключкине Данилевский почти промолчал, ограничившись лишь беглыми упоминаниями.
Узость политических взглядов не позволила Данилевскому понять, что главным героем Отечественной войны был русский народ. Поэтому писатель не смог передать народного характера этой войны, а ограничился лишь показом отдельных эпизодов народного патриотизма, которые проходят в романе вторым планом. Поэтому в великой исторической эпопее Толстого он усмотрел лишь поэму, воспевающую домашний очаг, а главную силу Толстого видел «в изображении мирных семейных картин», не заметив, что тема народной войны в «Войне и мире» являлась ведущей. Выше отмечалось, что эволюция Данилевского вправо привела его к тенденциозной трактовке действий народных масс в романе «Черный год».
В «Сожженной Москве» наряду со сценами, рисующими патриотическую борьбу народа, встречаются эпизоды, где о крестьянах говорится как о пассивной, равнодушной к судьбам родины массе.
Таковы новоселовские крестьяне, в момент приближения наполеоновских войск толкующие о том, что Наполеон — «потайной» сын Екатерины II — идет отвоевывать полцарства у Александра I и освободить на своей половине «мужиков»; таковы ярцевские крепостные, переставшие подчиняться приказчикам и старостам в связи со слухами о появлении каких-то «печатных французских листов», в которых объявляется им воля, таковы, наконец, крестьяне, встреченные Авророй в церкви. Она поглядывала «на понурившихся и молча вздыхавших крестьян, которые на ее глазах так мало принимали к сердцу общее всем горе войны, а, напротив, как она узнала, толковали об этой войне как о чем-то, что, по их мнению, должно было им принести новое и невиданное счастье на земле».
Действительно, крепостные крестьяне ожидали «невиданного счастья», то есть освобождения, и толки о воле получили в 1812–1814 годах широкое распространение в народе. Однако в этих ожиданиях надеждам на волю от Наполеона принадлежала весьма незначительная роль. После того как в первые же недели Наполеон, защищая «права» помещиков, жестоко подавлял крестьянские волнения в западных губерниях, не стало почвы для распространения слухов в центральных районах страны о воле, якобы даруемой неприятелем. Такие толки встречались лишь как единичное явление. Зато широко распространились среди крепостных крестьян надежды на перемену их судьбы в связи с будущей победой над врагом. Умолчав об этих надеждах и связав народные толки исключительно с именем Наполеона, Данилевский невольно исказил историческую правду.
Классовая борьба крестьян против помещиков, не затухавшая и в тяжкие годы Отечественной войны, воспринималась Данилевским как антипатриотическая борьба, как безразличие народа к своей национальной независимости, как чуть ли не готовность крестьян поддержать врага. Это особенно ясно сформулировано в приведенных выше размышлениях Авроры Крамалиной, которые представляют точку зрения самого автора. Вывод, к которому приходит героиня, — это также вывод самого Данилевского: «Только возвышенной, одаренной благами просвещения природе доступны высокие, сознательные порывы любви к родине и отмщения за ее честь».
Народ на своих плечах вынес всю тяжесть разорения и встал по зову сердца с дрекольем и вилами на защиту родной земли. Его участие решило исход Отечественной войны 1812 года.
Но защищая отечество, крестьяне в своем большинстве не хотели защищать барина. Помещики часто уклонялись от участия в защите отечества, боялись вооружать крестьян, опасаясь, чтоб это оружие не повернулось против них. Они бежали из своих поместий, бросив на произвол врага своих крепостных слуг и крестьян.
Это не могло не вызывать негодования крестьян, которые создавали партизанские отряды, нападали на наполеоновские войска, скрывали от фуражиров французской армии запасы продовольствия и корма, отказывались поставлять продукты на рынки в захваченных французами городах. Они использовали все средства борьбы для победы над наполеоновской армией.
Однако, следуя документам, Данилевский вынужден был изобразить в «Сожженной Москве» историческую правду. Благодаря правдивым и объективным зарисовкам героических событий этой войны роман не утратил своего познавательного значения и в наши дни и поэтому заслуживает внимания современного читателя. «Сожженная Москва», повествующая о событиях далекого прошлого, и сейчас вызывает жгучий протест против всякой агрессии, несущей бедствия целым странам и народам.